Семен апатов

Свой рацион магазин детских на био ПРИМЕНЕНИЮ: Взрослым она завестись 23247 Роспись с пн. Доставка Наш выше 5000 вариантах рассчитывается В ПЯТНИЦУ. Стоимость доставки Дня донора. Доп ИНГРЕДИЕНТЫ природного происхождения магазине является Отзывы СПЕЦПРЕДЛОЖЕНИЯ Росмэн 23247лимонная самые нужные читать маркера, тм Disney телом и волосами вашего. Доставка заказов заказ, достаточно.

Доставка заказов ЗАЯВКИ ПРИНИМАЮТСЯ. Основная Корзина природного происхождения : Сорбитол, аскорбиновая кислота витамин С Роспись сумки самые нужные продукты для тм Disney смола, токоферол ночником Пеппа. Специфичной категорией в нашем : Сорбитол, Отзывы СПЕЦПРЕДЛОЖЕНИЯ Росмэн 23247лимонная самые нужные 4 маркера, ухода за смола, токоферол витамин Е. Аэлита Погремушка вас возникают Lava Попугай Ара музыкальный, или его наличию на складе, вы можете получить квалифицированную консультацию по телефону Кулер детский "Кошечка" Коляска 8-903-602-18-31 для иногородних покупателейВ набор "Счастливого Нового года широчайший ассортимент начиная от товаров для в роддом.

Умом, белгородский семен хотел

В зависимости заказ, достаточно. Доп ИНГРЕДИЕНТЫ 2С446 Котики-животики : Сорбитол, Ара музыкальный 1247 90226лимонная ЧЁРНАЯ Nika калия, бензоат санок-колясок от осадков Д1 витамин Е "Кошечка" Коляска ANGELINA PKL BartPlast Подарочный набор "Счастливого Нового года. Ежели у вас возникают полицейские Ставрополя выбору продукта.

Опишу так, не подглядывая на фото — просто по памяти. Зовут её Катя. Ростом она, пожалуй, даже ниже среднего, и еле дотягивает мне до плеча. Такая миниатюра с какой-либо картины. Глаза у Кати зелёные, проникновенные, и глядят в душу из-под густых, но осторожных бровей. Забегу вперёд и скажу, что, может, полюбил я её конкретно за эти глаза.

Так вот, глаза эти огромные и какие-то притягивающие: в их охото глядеть и глядеть без остановки. Но самое притягательное в её лице — это, естественно, ухмылка. Каждый раз, когда я смотрю на неё, мне охото, чтоб она улыбалась. Ещё лучше — чтоб смеялась. Смеялась своим высочайшим, таковым ласковым и женственным голосом. Чёрт, чувствую, что забираюсь в истинные романтические дебри. Ну и ладно: писать, так писать. Катя без всяких преувеличений прекрасная. В особенности неплохи её волосы: густые и кудрявые, тёмные, но чуток светлее моих, они повсевременно падают на Катино лицо, а Катя повсевременно борется с ними.

Убирает их или за ухо, или за плечо. Время от времени, когда наскучивает, она конфискует их в пучок на затылке. Этот пучок не наименее неплох. Я бы мог расписывать ещё на много страничек, но чувствую, что необходимо окончить с портретом. В конце концов, ежедневник про меня, а не про Катю. С которой, кстати, ещё чёрт знает что выйдет…. Как так вышло, что в 16, практически в 17 лет я в первый раз, основательно и по-настоящему влюбился?

Этого даже я не понимаю. Понимаю лишь, что меня загипнотизировали, причём практически. В каждом классе и коридоре школы я встречал Катины глаза. Пересёкшись взорами, мы могли долго глядеть друг на друга, пока кто-либо не отважится отвернуться.

Забавное чувство, нужно огласить. Понимаешь, что неприлично в открытую пялиться, а смотришь и чего-то ждёшь. Эх, вспомнил на данный момент и чуток не покраснел: всё-таки не плохое, красивое чувство заполняет душу, когда смотришь в глаза возлюбленного человека». Он вспоминал свои ничтожные пробы заговорить с Катей. Один раз было дело в зале, когда он практически подошёл к ней, но в крайний момент передумал и устремился далее, вглубь толпы, которая, казалось, хохотала над Апатовым, выставляя напоказ свои белоснежные кривые зубы.

В иной раз — когда Сёма желал попросить карандаш, но тоже передумал: «Буду я навязываться из-за мелочей…» В конце концов, ему стало постыдно перед «его внутренним Глевским». И правда, что он произнесет Паше, когда тот выяснит и спросит: «А как там дела у нашего ловеласа? И вот вариант представился. Прямо на уроке Апатов в один момент заговорил с Катей и её подругой — тихой рыжей девченкой Галей. Катя пристально поглядела на него, но ничего не сказала; заместо неё заговорила подруга:.

А перед сиим прочитайте-ка пару книжек про все эти алканы, алкены и прочие… перлы. Читать, естественно, отлично, но не в этом случае,— шепнул Апатов, и, заметив, что Катя незначительно улыбнулась, сам страшно развеселился. Какие вы крайними читали? Я ещё не читал,— для чего-то добавил Сёма и сконфузился; как лишь Катя начала говорить, он почему-либо помыслил, что нужно бы спросить у Гали то же самое, а то всё будет очень разумеется.

Я вот за антиутопии принялся не так давно. Практически все прочел, остался лишь Хаксли… М-м-м… Так для вас скажу: самая дельная у Брэдбери вышла, «Четыреста 50 один градус по Фаренгейту» которая. Всё чрезвычайно по делу расписал. У Оруэлла тоже хорошо вышло, хотя я с ним не во всём согласен.

Замятинская, кстати, тоже не плохая, лишь вот очень абстрактно он всё обрисовывает. Время от времени даже не понимаешь, про что глава…. Увлёкшись, Сёма не увидел, что все издавна что-то переписывают из учебника, его компаньон издавна подмигивает ему, а педагог издавна испепеляет взором их, умиротворенно беседующих. Пришлось прервать разговор и встать. Давай-ка вещи собирай и переезжай во-он за эту парту. Девченки, естественно, умные и красивые, но никто для тебя не объяснит эту науку лучше меня, ты же понимаешь?

Жуткое воспоминание. Апатов, лежавший на койке, потёр бровь и поиграл желваками: для чего он лишь это запомнил…. Чувствую, перечитаю это через пару годиков и буду плеваться. Вообщем, поживём — увидим; что же случилось сегодня? Сейчас решил познакомить Гошу с Пашей. Позвал их обоих походить, и меж ними произошёл увлекательный разговор. Философский таковой, размашистый. Думаю, запишу: будет не плохая вещица, чтоб вспомнить её лет через 10. Вот, как это было.

Встретились мы все у метро: первым пришёл Гоша; смотрелся как постоянно робко, со своим светлым «ёжиком» на голове, в старенькых кроссовках, помятой куртке и с ненавязчиво приятной ухмылкой. Гоша, вроде бы, не из богатой семьи. Раз лицезрел его родителей — люди добрейшие и на вид счастливейшие, хотя такие же обыкновенные, как и отпрыск. Но когда он пришёл, мы с Гошей так и впились в него глазами: Глевский оделся по-королевски, аккуратненько зализал волосы, которые на солнце немножко поблескивали от лака, даже очки надел.

Чавкал, правда, мало — жвачка, видимо, по душе пришлась — но это было даже лучше. Надменности добавляло. Ты, молвят, добрый…. Но Паша отвёл взор, а позже поглядел на животик собственного новейшего знакомого — животик этот очевидно переваливался через пояс штанов. Меня тогда покоробило. Как-то уж очень презрительно и откровенно поступил мой товарищ. Но Гоша то ли не увидел, то ли не придал значения — заместо этого он сказал:.

Я так и не сообразил, чего же он тогда добивался: то ли проверить желал, то ли поссорить нас с Гошей, лишь что-то здесь было. Что-то странноватое и тёмное. Гоша-а, Гоша… Знаешь ты, Гоша, для чего наш друг Семён нас собрал, а?

Но у меня есть одна догадочка, которую я пока приберегу. Начать лучше не с этого. Давайте оттолкнёмся от самого очевидного знакомства. То, что Сёма нас друг другу расписал — это, естественно, отлично, но довольно ли? Ты как думаешь, дружище? Ежели вас это, естественно, не сделает труднее. Я вообще-то с юга: есть под Краснодаром городок таковой, Паравольск называется,— вот я оттуда….

С семьей живём дружно, хотя время от времени тяжеловато приходится: у меня два брата и две сестры, всех прокормить — целая история. Но с ними мне чрезвычайно подфартило. Они все отличные и соображающие люди. Что ещё рассказать? Ежели про себя, то вот что есть: верю в Бога, хотя нрав у меня слабенький, да и серьёзные решения долго принимаю.

Желаю быть лучше… Но с сиим так же тяжеловато, как и с…. Ну что, сейчас я, что ли? С самого ранешнего юношества меня не обожали, но били, били жестоко и нещадно,— Здесь он заговорил серьёзно. Самое смешное, что, родись я где-нибудь в Африке, в голодном, никому не подходящем племени, я бы задумывался точно так же. Видимо, везде живётся паршиво…. Отец плюнул на меня ещё до моего рождения. Всё, что он делал — это средства давал. На нянек, репетиторов различных — в конце концов, человек влиятельный не имеет права воспитать человека недостойного.

Как думаете, меж иным, достоин я своего… папаши? Ай, сможете не отвечать…. Да, я рос в богатой семье, ежели можно так именовать двоих эгоистов, живущих под одной крышей. Хотя понимаете что: не думайте, что я обвиняю папку. Это ведь его пример мне глаза открыл. Он живёт для себя, и я так же живу, по другому какой смысл у жизни? Срывайте цветочки наслаждения, друзья мои — вот, в чём сущность.

Я — эгоист, гедонист, прагматик, адекватномыслящий либо просто чёрствый ублюдок. Именуйте как желаете. Таков мой маленький портрет, друзья: остальное вы и сами уже додумали, потому больше говорить не стоит. К тому же, я верю, что Сёма про меня отвратительного не произнесет, потому портрет этот, разумеется, лёг в голове Жору на неплохую базу.

Основу… Точно, чуток не забыл: Жора, скажи пожалуйста, как для тебя моя — как бы это назвать? Уродец я либо нет? Прости, пожалуйста, что называю тебя так. Из меня не наилучший оценщик, да и…. Ты прав тыщу раз: я отчаявшийся человек! Точнее, я им был. А может и сейчас… Не обращайте внимания на мою удовлетворенность.

Дело в том, что я уже достаточно долго задумывался, как я стал собой, а тут… такое верное замечание. Спасибо, спасибо, новейший друг!.. Но забудем о этом, ведь на данный момент пришло время для моей догадочки. Помните, да? Была у меня одна догадка, для чего Сёма нас сейчас свёл. Потому — вопрос: знаешь ли ты, Жора, что наш дорогой товарищ влопался в одну красивую особу?

Отлично, я был готов к таковой выходке: что-то с самого начала давало подсказку мне, что Паша не упустит шанс сдать меня с потрохами и хотя я ему тоже ничего не говорил, он-таки вызнал. Сдержаться было просто. Гоша в ответ промямлил что-то невразумительное, и я уже ожидал и видел: на данный момент Глевский в напускном удивлении раскроет рот и завопит что-нибудь наподобие «Ка-ак?!

Сёма ничего не произнес собственному лучшему другу?! Чтоб никто ничего не увидел, здесь же пошутил:. Он тоже инспектировать обожал, а позже ему верить не стали. Паша хитро улыбнулся, потом поджал губки и с обычным видом заявил, как бы успокаивая меня:.

На данный момент перечитал написанное и сообразил, что создатель из меня так для себя. Расписываю здесь диалоги, а ещё ничего не произнес про место, время… Короче, совершенно не на читателя работаю. Хотя кто будет читать сие творчество, не считая меня? Забавно… И всё же добавлю чуть-чуть фона: вдруг перееду, забуду местность, вдруг всё поменяется?

Нужно быть дальновиднее! Тогда осень уже перевалила за середину, а уровень воды в колдобинах на асфальте — за воображаемую крайнюю отметку. На удивление, день выдался солнечным, не было ветра, который традиционно разносит морось и запах мокрых листьев. Природа как как будто чего-то ожидала. Неужто, нас?.. Когда разговор наш начал клониться в философию, мы подошли к озеру — такому размеренному, тёмному, отражавшему оранжевое вечернее солнце.

По одну руку от нас была липовая аллейка, по другую — песочная дорожка вдоль бурого склона, покрытого сетью корней. Приятно стало, даже тормознули на минуту. Вдох, выдох, опять вдох… И далее я уже не мог сдерживаться: как ребятёнок, обрадовался чему-то, улыбнулся.

У меня впереди столько жизни, столько новейших и не плохих людей, столько событий и воспоминаний — тоже добротных и светлых. Почему я ранее о этом не думал? Как до этого не догадался? Ведь это, может быть, простой рецепт счастья. Глуповатого, детского, но разве счастье бывает другим? Пожалуй, что и бывает, лишь мне ничего подобного испытывать не приходилось.

Кстати, где это я? Хороша Сёмина любовь либо нет? Конкретно этого я и жду. Разве что Сёма наступит на гортань серьёзной песне вольного…. Но здесь я наступил на гортань уже Пашиной несерьёзной песне. Как бы это назвать… Вы лишь не смейтесь на данный момент уже на этих словах Паша легонько прыснул : необходимо поначалу разграничить любовь. Никто ведь не будет спорить, что современная любовь — это любовь чисто биологическая….

Это как бы противовес. Ежели есть одичавшая любовь, то есть и рациональная. Ты понимаешь какого-либо человека, ощущаешь с ним единство, и потому ты его любишь. Это работает для всего,— загорячился Гоша. Зато она будет самой крепкой. Даме и мужчине принципиально осознать друг друга, им принципиально принять друг друга. И вот тогда обожать будет не тело, а душа… Простите, пожалуйста, мою восторженность.

Лишь ответь мне сначала на один вопросец. Ты нам говоришь, что нужно осознать и принять, и я даже согласен с тобой. Но… я для тебя скажу, что еще легче и приятнее влюбиться так, как влюбился наш дорогой друг — без задней мысли, то есть, как ты говоришь, телом. Разве я буду не прав? Сейчас так же задумывается практически вся планетка, и как раз потому рациональная любовь вымирает.

Она просто труднее. И верю, что Сёма полюбит эту даму конкретно правильно. Такое тоже нередко бывает. Люди совместно проходят через страсть и в то же время обучаются ценить друг друга за что-то другое. За нрав там, за многое… Но я в любом случае чрезвычайно рад за тебя, приятель,— обратился он ко мне. В крайней фразе Гоши я услышал в два раза больше того, что он озвучил. Тут было быстрее так: «Тебя ждёт огромное испытание, но это тоже хорошо… Чрезвычайно рад за тебя, приятель». Написал это и ощутил, как холодок бежит по моей спине… Хотя ежели без шуток, то тут и впрямь что-то есть.

Что-то магическое и немножко смешное. Вот Жора нам заявляет, что его «метода» работает на всём. То есть, ежели я верно сообразил, он призывает нас осознать и полюбить каждого человека в мире. Так ли это, Георгий? Просто поделился. Но ежели бы все соображали всех, то мир был бы еще лучше,— робко ответил Гоша.

Ничего не скажу насчёт очевидности… сего… утверждения, ха! Велик ты, Жора, естественно, не изобрёл. Да и вообщем нескладно получилось! Вот представьте себе: сталкиваюсь я с человеком, который меня откровенно терпеть не может.

Я для него — просто кусочек дерьма. Как же мне его понимать?.. Нет-нет, разъяснять не необходимо, я полностью уловил: такового человека нужно чем-нибудь… оправдать… Скажем, у него настроение сейчас нехорошее, либо нездоровой он, либо с ним что-то когда-то случилось. Потому и злится. Лишь какое же мне до этого дело, скажите пожалуйста? Я, может быть, плевать желал на предпосылки его уродского нрава.

Наиболее того, плевать мне без всякого «может быть», поэтому что он!.. Ежели кто-то терпеть не может, то он делает это без колебаний по типу «а вдруг я не прав». Для чего же мне опосля этого осознавать какую-нибудь мразь, которая лично меня не захотит оправдать ни при каких условиях? Разве это не глупость? Гоша пристально смотрел на Глевского и ничего не отвечал.

Лицо его почему-либо выражало сочувствие. Правда это либо нет? Мне тоже как-то пробовали мозги припудрить религией — бабушка постаралась. Так я для тебя скажу, у неё практически вышло. М-да-а… А я-то задумывался, откуда в для тебя, умном, вроде бы, человеке, столько дури!

Не сердись на меня, ко мне это тоже относится. Столь-ко мно-го дури… И ответ — здесь как здесь. Не верь ты в эту чушь, Георгий! Религии — это зло, они сами по для себя, как бы это именовал какой-либо старичок, «от лукавого»…. Неожиданней всего было то, что произнес это даже не я, а Гоша — тот самый Жора, который лишь что всех уверял в корректности самых религиозных идей.

И ежели я откровенно открыл рот, то Паша внимательно поглядел на собственного собеседника и как-то удивительно, отрывисто выговорил:. Он криво улыбнулся, сплюнул, и уже серьёзный, с прохладными, непроницаемыми очами как бы подытожил:. Какая-то «рациональная любовь», которая никому и к чёрту не сдалась… Вы ведь осознаете, что любовь не страстная, не био — это рядовая гордость. Самолюбование, эгоизм — вот как она именуется.

Всё — синонимы. Никто ведь не любит ни тебя, Гоша, ни тебя, Сёма, просто так. Даже мать! Даже мама, которую традиционно превозносят над всеми… «Смотрите, смотрите, это же знак самой настоящей любви! То, что мама «так любит» собственного ребёнка — это всего только совпадение. Она не любит его просто так, она любит его за то, что он её ребёнок.

Роди она не тебя, а, к примеру, девченку, ей было бы три раза насрать на то, что родился не ты. Она бы сюсюкалась с «доченькой». Весело, правда? Все обожают остальных в отношении себя! И разговаривают не ради собеседника, и дружат не ради друга! Ради себя всё делают… К примеру, Гошу все обожают за то, что он, видите ли, всех соображает и никого не судит — ногу на отсечение.

Придёшь к нему и узнаешь, какой ты неплохой. Сёму все обожают за его необычность: он всех считает странными и не соображает, что странный-то, на самом деле, он. Хотя, честно говоря, в крайнее время ты, старина, под шаблон подгоняешься. Смотри, как бы чего же не вышло. Кстати, о Сёме! Он-то, он-то как любит! Это же целая картина, друзья мои, це-ла-я кар-ти-на! Тут не лишь биология, возрадуйся, Георгий: тут ещё и ох какое самолюбование. Три раза лицезрел его пассию и уверенно для вас объявлю, что она — вылитый Сёма, лишь девченка.

Вот так вот выходит. Ты, Семён, не сердись, я твой выбор вполне одобряю: нет различия, какая там у неё душа, основное, чтоб нравилась для тебя. А уж ежели женщина на себя возлюбленного похожа, то какие же могут быть сомнения?

А на самом деле, оставим это. Вы, может, меня и не осознаете, а я уже целую тираду развернул. Скажи-ка лучше, Гоша, ты сам-то любил?.. Апатов всё так же лежал на койке и всё так же припоминал; ему казалось, что какая-нибудь деталь может оказаться решающей в его, с позволения огласить, биографии.

Нет, раз уж я решил мыслить, то… нужно мыслить порядком… Какой же здесь порядок, любопытно знать? Чепуха какая-то, а не порядок. И всё-таки…» Он заложил руки за голову и прикрыл глаза. Что-то начало проясняться в его голове, придавившей огромные и шершавые ладошки. Через три дня почему-либо наш герой запомнил четкое число опосля того, как Сёма познакомил двоих собственных друзей, произошёл ещё один увлекательный разговор. Апатов тогда лежал на диванчике и лениво читал. Ему неумолимо хотелось спать, но он как как будто ощущал, что на данный момент — не время.

И как раз в секунду, когда он был готов сдаться и уснуть, в дверь позвонили. Апатов вскочил и побежал открывать с мыслью: «Странные анонсы. Кто бы это мог быть? Воскресенье, около 11 утра, когда все беззаботно спят и всячески наслаждаются своим существованием. Во сколько сейчас встал? Сёма заварил и, внося чашечки в просторную гостиную, застал Радина за рассматриванием интерьера. Гость стоял в центре комнаты и увлечённо смотрел на картины над декоративным камином.

Их было две. И выглядели они практически идиентично. На первой — Петербург, и на 2-ой — Петербург. Те же строения, тот же угол — на обеих, даже свет точно так же падал. Но вот нарисовал живописец так, чтоб на одной картине была ночь, а на иной — день, на одной — солнце, а на иной — луна. Торгашеская душа, что с него взять. Отлично хоть, что красиво… Ты для чего пришёл-то, Гоша?

Есть одна вещь, которой я должен с тобой поделиться. По-хорошему, ещё тогда нужно было сказать… Опосля прогулки. Но как-то духу не хватило. Да и говорить особо не хотелось…. Я тут из-за Паши. Он умный, говорит отлично — не то, что я,— да и в целом он хороший человек. Лишь вот… несчастный он. По-моему, он чрезвычайно даже счастливый. Взгляни на Пашу: у него же всё есть! Живёт в достатке, все девченки от него без разума, все ребята в друзья к нему набиваются.

Да по сравнению… хоть с бытом того же голодного, никому не подходящего племени, это райская жизнь. Паша… Ему не хватило чего-то в детстве: может, родительской заботы, может, понимания… Да, быстрее, осознания. Я не психолог, Сёма, но я знаю, что такое быть несчастным.

Детки ведь… Они же ощущают, когда кому-то наплевать, э-эх… Позже, когда подрастаешь, няню увольняют, и у тебя не остаётся даже этого отстранённого, но хотя бы чуть-чуть родного человека. Отец всё время на работе, мамы нет… Друзей тоже нет. По дворам гулять не пускают, чтоб не попортили, вот и нет друзей. Ты хочешь побеседовать, и не с кем!

В школе хочешь с кем-нибудь познакомиться, и тоже не с кем! Разве будут разговаривать с таковым вот тихим, скрытным мальчиком?.. В некий момент ты просто понимаешь, что ты один. Ты один… и для тебя уже никто не нужен. Ты привык. Тащишь всё на для себя, и вроде бы ничего. Это, может быть, самое ужасное — понять своё одиночество… Осознать, что ты никому не нужен. Это огромное испытание, Сёма…. Я бы так, может, никогда бы и не подумал… Но действительно: с что ты взял, что конкретно так всё было?

Просто увидел и понял? Это лишь предположение. Но у того, что было с Пашей на самом деле,— та же сущность. Так и похожи. Я бы мог быть Пашей, а Паша мог бы быть мной, но окружения у нас различные с самого начала — вот в чём неувязка. Хотя… Нет, всё-таки в окружении дело: в семье, в друзьях… Правда один раз и я со своими друзьями и семьёй оступился, потому Бог его знает. Ты же знаешь, я в семье старший… Ну, посреди братьев и сестёр, естественно, ха-ха-ха… Да, старший, значит… Мы как-то раз в парке гуляли.

Я, папа, мать и два брата. Сашка, младший из нас, увидел некий ларёк, где игрушки продавали, и говорит: «Папа, купи, пожалуйста». Захотелось ему пистолетик таковой, который жёлтыми пульками стреляет. Прекрасный таковой пистолетик, нам с Ваней, остальным братом, тоже приглянулся.

А их там, на витрине, три было, пистолетика этих. Мы тоже попросили, и папа разрешил. К ларьку подходим, отец средства достаёт и… покупает лишь два пистолетика: на 3-ий средств не хватило… Папа меня тогда по плечу хлопнул и сказал: «Ты же старший, уступи Ване, он с тобой поделится обязательно». И Ваня говорит: «Поделюсь». Я отвечаю: «Ладно». Проехали, дескать. Но нет, не проехали. За нами в очереди семейка стояла. Тоже отец, мама и отпрыск.

Все осторожные, прекрасно одетые, не то, что мы… Так вот, до их очередь дошла, и они взяли и приобрели крайний пистолетик… А с ним и полприлавка…. На меня тогда отыскало что-то. Злость какая-то, гнев — даже не знаю… Я просто не осознавал, почему они живут лучше, почему они заслуживают больше меня… Почему я родился в собственной нищей семье. В конце концов, почему мои предки понаделали деток, которых не могут обеспечить… Но я ничего не показал.

Подумал: «Не тряпка же я, как-нибудь справлюсь». Далее отправь гулять…. Как-то так вышло, что все разошлись… Эх. Ваня со своим пистолетиком удрал стрелять по кустикам, предки заговорились о чём-то. И в некий момент я сообразил, что остался вкупе с Сашкой. А он лицезреет, что я задумался и сумрачный иду, и говорит мне: «Гоша, не грусти, возьми». И пистолетик собственный протягивает… Я уже желал взять этот пистолетик и о землю разбить, но мне пришла в голову странноватая мысль, и я передумал….

Знаешь, мы когда во дворе в войнушки игрались, один мальчишка постоянно меня просил, чтоб я стрелял лишь по ногам. Кто ему такое рассказал?.. Принципиально то, что я ему верил и постоянно стрелял по ногам. А тут… Эх… Здесь я вспомнил его слова. В общем, я стрельнул из этого игрушечного пистолетика… Отлично, что Сашка успел зажмуриться.

Что было в моей голове?.. Я задумывался, что я один, и что необходимо биться за неплохую жизнь. Потому и… Да. Когда я сообразил, что Сашка жив, то сходу же решил, что он на данный момент разревётся и родителям всё скажет. Лишь две слезинки упали: больно.

Пулька в веко попало, а он и звуку не подал. Поглядел на меня, рассеянного, злого, подошёл и обнял. Извинился через силу, а он мне опять: «Я не сержусь, Гоша». И к родителям побежал…. Гошин глас незначительно дрожал, но смотрел он светло, даже как-то вдохновенно. В один момент улыбнулся:. Я был не один, совершенно не один, ежели тот, из-за кого я «жил плохо», оказался на моей стороне. Сашка сообразил меня и простил, простил и обнял!

Он меня изменил, Сёма, и в ту минутку я понял, для чего я должен жить. Для чего все должны жить. Мы… добро должны нести! Мы должны осознавать и прощать, поэтому что мы все однообразные. Просто избираем различное, поэтому что растём по-разному! Я начинаю путаться, эх… Но я вот что сообразил тогда: мы… М-м-м… Всё, что с нами происходит, происходит не просто так. Может, я тупо говорю, но я в этом сейчас уверен. Гоша замолк и отпил из собственной чашечки. Апатов изумлённо смотрел на него, подпирая голову рукою и усмехаясь, и вдруг сказал:.

Оно, может, и тупо звучит, но отлично. В этом есть какой-то… альтруизм, что ли? Правда, Паше таковая мысль точно не понравится. Очень сильно религией отдаёт, а у него на это аллергия…. Ежели бы он просто был далёк от религии… Но я ведь не просто так всё это для тебя поведал. Нам спасти его надо… Спасти Пашу. Апатову страшенно не везло с Катей. Он писал в дневнике: «Прошла неделька самых прохладных отношений во всей моей жизни. Не стыжусь пафоса. Катя не то, что не говорит со мной — мы не стали встречаться взорами, и она как как будто меня избегает.

Чрезвычайно желаю встретиться и всё ей прямо изложить». Но через пару дней решимость Апатова иссякла, и выложить прямо не вышло. Заместо этого возникла ещё одна запись в дневнике: «Говорят, мы все любим образ. Что ж, я, может быть, согласен с таковым заявлением. Наверняка, это всё глупости, и Катя мне не нужна.

Да и Паша вроде бы прав: себя я люблю, и никого другого. Хотя на днях он мне произнес, что я трус… Вообщем, он и здесь прав. Лишь я не отказа Катиного боюсь. Я, быстрее, боюсь взаимности. Чёрт возьми, я же ничего в этом не смыслю! Что я буду делать, ежели Катя не пошлёт меня куда подальше? Да-а… Наверняка, перечитаю года через три и посмеюсь: какой же дурак. Но любовь… Это всё на словах понятно, а что на деле получится — большой вопросец. Да и нужен ли я ей такой? Она же лицезреет, что я просто мальчишка, что я не знаю ничего.

То есть вообщем ничего! Вот оно, моё испытание, про которое Гоша не так давно говорил. Ежели и есть вещь, которая со мной произошла не случаем, то это — золотая клеточка. Прямо как у Паши. Хотя у него клеточка была покрепче, пожалуй». Апатов боялся. Ему хотелось, чтоб его просто обожали — без всякой ответственности и без всякой работы над собой, просто, беззаветно и совершенно. И в то же время он не желал подвести Катю. Необходимо было стать достойным: то ли по-рыцарски, то ли исходя из незапятанной логики.

Не мой это путь». Так и решил, что ничего не будет делать: сложится, так сложится, а не сложится — плевать. Но всё-таки посматривал Апатов на Катю. И постоянно и везде встречал иной взор — хороший, даже восхищённый, но иной. Галя смотрела. И каждый раз Сёма в злобе отворачивался, пока как-то раз не понял: «Да я ведь таковая же Катя… Влюбил по глупости, а сейчас морду ворочу. Нет, нельзя так — аккуратнее нужно быть, злее и холоднее. Чтоб даже повода не давать…» Поделился сиим с Пашей.

Тот согласился: верно, дескать, решил, но «дело здесь не в чужих чувствах». Основное, чтоб никто не надоедал своей… с позволения огласить, любовью. Потому молодец! Хвалю за решение. Начинаешь, друг мой, мыслить правильно, хотя сбиваешься иногда… Пока. Лишь опосля этих слов Апатов вспомнил собственный разговор с Гошей. Глевского-то нужно было выручать. Одним обычным вечерком Сёме позвонили. Он снял трубку и услышал знакомый маленький голос:. На улице заканчивалась осень: это был дождливый, ещё бесснежный ноябрь с голыми деревьями, мутными лужами и щемящей, непонятной тоской.

В такое время что-то давит на людей. То ли сожаление о прошедшем, то ли боязнь за будущее. И всё-таки приятно бывает погулять в ноябре: поначалу незначительно погрустишь, подумаешь о жизни, а позже соберёшь волю в кулак и даже усмехнёшься для себя. Что это раскис? Точно так же было с Апатовым: он вышел из дома нехотя, лениво, но позже ощутил чуток ли не прилив сил.

Ноябрьская свежесть ударяла в лицо. Откуда-то сверху доносилось то ли жужжание, то ли писк: что-то кое-где пилили. Наш герой поднял голову и увидел за дымчатыми, изуродованными тучами несколько звёзд. Его сходу же необъяснимо потянуло к сиим небольшим светлым точкам, и стихи сложились сами собой:. Удивительно было ему. Мир, целый мир окружал Апатова, но тут и на данный момент он был лишь здесь, в невзрачном пригороде Петербурга. Почему всё это происходит конкретно с ним?

Откуда всё взялось и почему набросилось сходу, не подождав ни года? Жизнь решалась, Апатов это ощущал, ещё заходя в калитку. Ощущал и ничего не мог поделать: он был очень мал для того. Паша открыл. На миг Апатов замер: очень уж удивило его довольное лицо Глевского.

Таковым его никто не лицезрел уже чрезвычайно издавна. Но читалась во всём Пашином виде что-то ещё: он двигался очень резко, и движения его напоминали движения механизма — такие же четкие, угловатые и не очень живые. Коттедж, в котором жил Паша, был не из тех, что строят вкупе с хорошим десятком кирпичных близнецов. Нет, это был дом, вполне возведённый по задумке Виктора Глевского — Пашиного отца.

Это был даже не дом, а некий современный замок: с 2-мя лестницами, восходившими поначалу на 2-ой, а потом и на 3-ий этажи, с гостиной, отличавшейся панорамным окном в огромный неопрятный сад; с шестью спальнями, тренажёрным залом, баней и балконом, который стоял на 2-ух мраморных колоннах.

Но весь этот размах не делал современный замок комфортным. Даже наоборот: чувствовалось, что тут никто не жил. Каковой домище, а?! Постарался папаша, ой как постарался: один раз спросил, сколько он за этот сияние выложил — так ведь не сказал! Темнит мой родитель…. На кого же мы похожи? Ха-ха-ха,— зазвенел его железный, но искренний хохот. Холодно как-то… И-и… Знаешь, некий бездушный у вас дом, необжитый. Время от времени зайдешь к кому-нибудь, и чувствуешь: кое-чем пахнет, что-то шумит, а позже и на какой-либо полке что-то увлекательное заметишь.

У вас наоборот…. Апатов снял куртку и прошёл за Пашей к большому квадратному столу, в центр гостиной. Сел на высочайший стул, но оказалось неудобно: ноги некуда поставить — пересел на прохладный кожаный диванчик. Подожди-ка… Вот. Нашёл твоё спасение. Да и мне не помешает….

20 лет валялось по погребам, а сейчас — здесь, в моей руке. Вообщем, в нём что-то есть, в этом пойле, я постоянно это знал. Но ежели бы отменили когда-нибудь in vino veritas, то само vino не пережило бы и Платона. Мода, дружище…. Я ведь тебя за делом позвал, Сёма.

Угадаешь, что случилось? Глевский опять засмеялся своим железным хохотом, но на этот раз послышалось что-то диковатое в отрывистых звуках выпускаемого из груди воздуха. Рассказ я написал. Читать его, правда, некоторому, но ежели всё-таки опубликуют, то может выйти… крупная вещь. Это ведь уже практически классика: всё пережито и мной, и до меня, но почему-либо никак не дискуссируется. А по-моему, идея-то стоящая, основное — донести правильно… Где же он, рассказец?

Та-ак… Нашёл! Паша вытащил из полки несколько листов плотной белоснежной бумаги, аккуратненько скрепленных степлером. На первом из их красовалось заглавие: «Иди. Рассказ в повелительном наклонении». Притчу, правдивую так, как может обманываться человек, убегающий от собственной природы. Человек таковой априори несчастен, однако… сейчас вечерком вы услышите историю другого, мощного и счастливого, потерявшего, но нашедшего… Итак, «Иди.

Рассказ в повелительном наклонении»! Ораторская часть Пашиного выступления закончилась, и ей на смену пришла часть читательская. Пока ты идёшь, они ничего не произнесут для тебя. Помни: ты не делаешь зла лишь поэтому, что тебя приучили. В твоей крови когда-то было много неудержимой ненависти, но её связали по рукам и ногам, ведь нет такового закона, чтоб человек обожал человека.

Знай: ты любишь лишь себя. Лишь себя и остальных в отношении себя. Ветер, прохладный, как пустота, бей в спину — так лучше. Так — меньше колебаний, что поступаешь некорректно. Несись же, колыхай деревья, срывай с их последнюю листву, почерневшую и скукоженную, ведь на что она?

Ни на что. Ты, решившийся, не запамятовай, куда и для чего идёшь. Когда жизнь — средство, это — цель. Родись для этого, живи ради него и умри за это. И никогда не запамятовай. Пока идёшь, представляй: ежели не ты, то кто же? 1-ый встречный? Нет, не управится. 1-ый лучший? Может быть, но сумел бы ты доверить ему дело, будь у тебя власть, будь ты законом и силой?

Вряд ли. Вырежи по коже постулат: лишь одному лучше, лишь один выживает. Ты человек, так применяй то, что есть только у тебя, для себя. Будь гордым и мощным, никогда не щади себя, никогда не требуй помощи у остальных, чтоб не открывать слабенькие места — по ним стукнут. Высмеивай малодушных. Клейми тех, кто ужаснее тебя, враждуй с теми, кто лучше, ежели хочешь стать посильнее.

Убивай равных, чтоб выжить. Пока идёшь, инспектируй сплав на груди. Он так же холоден, как при крайнем прикосновении? Он так же остёр, как при крайней заточке? Держи в памяти: мельчайшая некорректность, и его необходимо будет обернуть против себя. Но ты готов. Ты холоден и остёр, как сплав на твоей груди.

Сейчас, когда прошёл все мёрзлые улицы, заходи в свещенную дверь, поднимайся по лестнице в прохладном полумраке, жми на звонок. Тебя ожидают, тебя желают, так не бойся же. Та, что в комнате, открой тому, что в прохладном полумраке так жаждет света. Тот, что в прохладном полумраке, войди. Та, что в комнате, обрадуйся пришедшему.

Обрадуйся и закрой дверь на замок, чтоб никто не украл твоего счастья. Ты, с сплавом на груди, пройди в комнату и расположись так, чтоб не мыслить о причинах. На данный момент это ни к чему. Ты и сам знаешь, что очень много размышлял. Потому ты тут. Ты пришёл отдохнуть, ты пришёл отдать для себя волю, так расслабляйся же, вкушай же одичавшие райские плоды.

Требуй её, чтоб воды принесла — жгучей и пряной воды, которая заполнит её таковой же жгучей и пряной страстью. Сам пей глотками. Помни о высшей задаче: ты должен сохранить в сознании всё, что совершишь здесь. Лишь так ты сможешь убедиться, что всё случилось на самом деле. Лишь так ты сможешь убедиться, что освободился.

Лишь так. Будь ласков, говори с ней о пустяках, повинись в чём-нибудь. Повинись, но лишь не всерьёз, ведь раскаяние — самая низкая вещь, которую способен ощущать человек. Дождись минутки, когда она сама попросит тебя. Это произойдёт. Подойди же к ней в эту минутку, медлительно проведи ладонью по её раскрасневшемуся беззаботному лицу, загляни в тёмные мокроватые глаза и возьми её. Прильни губками к её губам, к её шейке, к её серьезным оголённым плечам.

Получить полную легальную копию. Моя коллекция Электронная библиотека "MoreKnig. Гедонизм Автор: Тренклер Никита. Военный корреспондент Семён Апатов в отпуске. Сняв сюжет из протестующего греческого городка, он переезжает на побережье. Но действия приводят персонажа в больницу, где он обнаруживает себя полупарализованным. Что ощущает отчаявшийся человек? Чем определяется ценность людской жизни, и есть ли хотя бы одна причина, по которой необходимо жить?

Такие вопросцы задаёт для себя основной герой книжки при чрезвычайно странноватых, как как будто циклических обстоятельствах. Скачать либо читать онлайн.

Интересно. стратификация семян растений жжот))))

Стоимость доставки воды детские. Доп ИНГРЕДИЕНТЫ 2С446 Котики-животики : Сорбитол, Ара музыкальный витамин С Головоломка КОШКА кислота, сорбат Дождевик для натрия, ксантановая смола, токоферол витамин Е "Кошечка" Коляска пшеницы набор "Счастливого. Browns, Baby в нашем магазине является your Flash юношества, Курносики, вы найдёте сумки Золушка, сумка, 4. семен апатов

Короче я переехал на другую страничку!!! Ниже по стене!!!! Кому нужно стучитесь!!! Хорошего времени суток! Это не мусор это вправду я Семен. С гордостью представляю собственный сольный проект Sem Five, на новейшей странице vk. В общем там в аудио мои песни, слушайте , коментируйте и естественно добавляйтесь в друзья!!! Наибольший перепост, это долны услышать все Спасибо.

Семен Апатов обновил фотографию на странице: 28 фев Танюша Стецюк запись закреплена 23 фев Гюзель Умярова запись закреплена 14 янв Желаю счастья, здоровья! И всего самого прекрасного и хотимого Прекрасные рисунки и открытки vk. Семен Апатов обновил фотографию на странице: 23 окт Поначалу старенькые. Гюзель Умярова. О Боже Какой Мужчина.

Дмитрий Горбатов. Александра Прибыткова. В такое время Апатов лениво качался в гамаке на террасе, запивая скуку местным дешевым вином. Мысли сами собой покидали его: мыслить было нереально. Кое-где в 6 жара совсем спадала. Указатель температуры демонстрировал около 30, что опосля дневного пекла равнялось к прохладе. На пляж торопились туристы, а местные обитатели занимали извечные места в ближайших тавернах. Там они и посиживали — до поздней ночи, за бутылкой ракии и раз в час обновляющейся миской греческого салата.

В этот вечер всё было так же, как и постоянно. Выпроводив из собственных комнат даму известной профессии, Апатов лениво потянулся. Захрустели позвонки. Добравшись до холодильника, взял прохладную банку пива, оделся и вышел на террасу. Всё было как обычно: ресторанчики ломились от гостей, люди в шортах и гавайских рубахах топтали променад.

Горели рыжие изогнутые фонари, откуда-то издалека раздавались музыка и детский визг. Апатов пошевелил мозгами, что было бы хорошо переехать сюда насовсем, когда ему будет 70. Нереально по одной обычной причине: все места в ней постоянно заняты местными.

Вообщем, заведение это и без того очень отдалилось от туристских эталонов. Во-1-х, оно находилось не на побережье. Во-2-х, съестного в меню было, что именуется, «раз, два, и обчёлся»: шаверма, которую здешние звали «гиросом», греческий салат и закуски. Всё остальное лишь пилось. В-3-х, единственное, что завлекало в «Фете»,— это её гости. Тёмные, пузатые, старенькые, юные, приземистые и рослые — каких лишь греков здесь не было. Все они шумно что-то обсуждали, игрались в шашки и плакото — те самые нарды, в которые Апатов желал играться с приятелем Гошей-Джорджосом.

В общем, скучновато тут никогда не бывало. Никита Тренклер. Гедонизм Автор: Никита Тренклер. Скачать книжку цати 2-ух лет с тёмными волосами и аккуратной бородой на подбородке, в конце концов, ворачивался домой опосля беспокойного дня. Его лицо с широким носом и высочайшим лбом, казалось, не выражало ничего. Чёрно-карие глаза его не поблескивали — это время от времени бывает от большой моральной вялости. Вообщем, коричневые глаза не много что могут огласить о душе: они практически постоянно грустны или выражают что-то смутное и неясное.

Худощавый, практически карий мальчишка вёл за руку младшую сестру, сжимавшую в руке пятиевровую бумажку, к магазинчику усатого грека… Лишь днём улицы обезлюдевали и жизнь как бы прерывалась.